HARVEY JEAN MONTANE [eng]
• • • • • • • • • • • • • • •
Полюбят тебя или нет — это вопрос везения, а вот чтобы тебя по-настоящему ненавидели, нужна индивидуальность.

ОБЩЕЕ ОПИСАНИЕ ПЕРСОНАЖА
• • • • • • • • • • • • • • •
Меня зовут Харви Монтейн и мне 29 лет. Наверное, стоит сразу сказать, что в узком кругу меня все зовут «Монтана», а очень близкие и вовсе позволяют себе шуточки про «Ханну-Монтану», но ведь на то они и близкие. Мне 29 лет и я прожил две жизни.
Моя история состоит из «До» и «После».
«ДО»
Я родился не один, а с сестрой Лорейн. Мы близнецы. Не помню, что было до тех пор, пока мне не стукнуло года три. Все как-то смазано и мутно, что я не напрягаю и без того, уставшие мозги. В четыре года мы с Лорейн были тенями друг друга. Был, конечно, ещё и старший брат, который (как мне кажется сейчас) смотрел на нас как на двух непонятно кому нужных личинок, но о нем позднее. Я рос с Лорой. Кажется, слишком много повторения имени сестры, но я не могу иначе, тут все не так просто. В жизни любого человека должно быть что-то, что становится смыслом его жизни, смыслом его существования на определенном этапе. Смыслом моего детства была Лора. Она всегда соглашалась на мои авантюры, а я иногда позволял ей играть со мной в дочки-матери, где мне всегда доставалась роль дочки. Зато она никогда не жаловалась родителям и бегала со мной от дворовых собак. Макс же. Макс был недосягаемо старшим. Он не находил их занятия увлекательным, а после того, как я заметил, что подставляя брата сам избегаешь наказания, я приловчился с Лорой просто по жесткому подставлять Макса. Конечно, все это было не со зла, но тогда мне это казалось одним из увлекательнейших занятий, что я порой начинал забываться. И вот тогда Макс объяснил мне, что переступать черту опасно. Даже в семье.

«ПОСЛЕ»
Я так и не узнал, что это было. Я помню, как вышел из дома, пообещал Лоре помочь ей с долбанной математикой, а потом я очнулся в неизвестном городе, в неизвестной квартире и с новым именем – Харви. Точнее это было даже не имя, скорее жестяная бляшка на цепочке, как у подопытного кролика. У меня была своя бляшка, с выбитыми на ней цифрами и именем Харви. Монтейн, как фамилию, я возьму позднее, когда узнаю, что нахожусь в штате Монтана, в городе без названия. Но уже хотя бы что-то.
Моя жизнь кардинально изменилась. Каждый день меня кто-то избивал, люди в белых халатах брали у меня кровь из обоих вен, а затем иглами вгоняли обратно, смешивая её с какими-то составами и говоря на французском. Затем люди в черных костюмах учили меня немецкому и китайскому и били по рукам, если я отвлекался. Нас всего было десять человек – трое девочек, все старше меня, с остриженными волосами и водянистыми глазами и семеро пацанов, таких же, как я. Только мне казалось, что я что-то упускаю, тогда. Казалось, что помимо зубрежки и приема таблеток, в моей жизни есть что-то ещё. И этим чем-то оказалась семья.
Не знаю, что за больного извращенца мне выбрали в психоаналитики, но этот парень явно забавлялся глядя на то, как вытягивается моё лицо при виде фотографий с родителями, старшим братом и Лорой. Какими-то дьявольскими силами они отодвинули семью на дальний план и сдерживали какими-то таблетками, которые в случае отказа, насильно впихивали в рот. Я уже тогда понял, меня не пришельцы похитили. Хуже, гораздо хуже. Я оказался в плену у людей.
Эти люди, как я понял, выращивали в инкубационных условиях группу отморозков вроде меня, которых можно было дергать за ниточки, но в целом – из которых получались отменные машины для убийств. Это все тоже пришло не сразу, спустя пару лет, когда вместо того, чтобы заучивать «Я тебя убью» на китайском. Нас выпускали на площадку по парам и не отпускали до тех пор, пока один из нас не рухнет на землю. И не было шанса смухлевать, вроде того, чтобы притвориться или поддаться. Им нужна была правда, им нужна была машина, а не человек. И я давал им все, все то, чего они хотели  - злобу, агрессию, жестокость. Я смешивал своих коллег по цеху с песком и грязью. Я глотал песок и грязь, смешанные со слюной и кровью. Я бегал марафоны, не выдыхаясь на ста метрах, я таскал тяжести, учился стрелять без промаха и запоминать с одного раза информацию.
Я не знаю, что за цель была у этих людей на французском, но однажды нашу школу внеклассной подготовки закрыли. Пришли люди в белых костюмах и громко ругались с нашими докторами, пока мы сидели у наших клеток в ожидании чего-то важного. Важным ничего не оказалось, наш кружок ребяток по увлечениям был на грани развала и вымирания, когда нас увезли из Монтаны в Техас, к Доктору Франкенштейну. Ну, это я его так называл, нам он представился как Эрик Макферсон, и обещал, что продолжит наше развитие и даже предоставит нам работу, да только нужно ли оно было нам?
Сейчас я могу дать ответ, не нужно это все. В идеале, нужно иметь семью, детей и стабильную работу, но… У меня ничего этого не было, и даже не могло предвидеться, зато с Эриком моя жизнь изменилась. Я перестал  находиться в камере-клетке, у меня была своя комната с плазменным телевизором и доступ в интернет. У меня были вечера, когда мы с парнями выходили на улицу и ввязывались в драки. Были моменты, когда Эрик приводил нас в компанию, где представлял как своих коллег по цеху, соратников, кого-то ещё. Но в финале вечера мы всегда с кем-то сходились стенка на стенку. Мы, пацаны 19 лет против местного быдла, прошедшего подготовительные курсы на уровне школы. Тогда шли в ход и разбитые бутылки, и старые бейсбольные биты, и кастеты. Признаюсь честно, я по сей день питаю трепетные и нежные чувства к своей бите, с которой мы прошли не одну передрягу.
Позднее, все становится относительно предсказуемым: мы периодически наведываемся к врачам, занимаемся весь день чем угодно, а под вечер выходим на улицу, чтобы устраивать кровавое месиво в центре города. Нас даже не боялись, Эрик поимел местных властей, и теперь он сам выступал в роли мэра небольшого провинциального городка. Со временем и жизнь здесь успокоилась и все, что нам оставалось, это пинать пустые мусорные баки.
В свои двадцать пять я сбежал. Сбежал из бесконечной череды разборок. В двадцать пять я оказался на большой дороге, совершенно не подготовленный к жизни: во всем я видел опасность и врагов, не доверял поварам в кафе, которые готовили ужин, не доверял старикам, которые подвозили меня до Марлинтона,Западная Виргиния, США. В этом городе, где население едва превысило отметку тысяча человек я остановился и отдышался. Я никуда не бежал, меня не преследовал никто, кроме моих собственных страхов и убеждений, что я ещё кому-то нужен. В Марлинтоне я устроился сторожем в кафе при въезде «Гринбрил Грилль и и Лаудж» и вполне сносно справлялся со своими обязанностями, не привлекая к себе внимания и не задавая лишних вопросов. Наверное, я бы так и прожил в Марлинтоне до скончания веков, если бы не встретил её.
Она приехала отдыхать сюда (в эту долбанную деревню Марлинтон)  с родителями. И черт дернул меня забыть о том, что я веду аскетичный образ жизни и пойти на праздник города, где все друг друга знают и веселятся. Наверное, Марина была первой девушкой, которую я полюбил. Все десять дней, что она была здесь, я не отходил от неё ни на шаг, а она улыбалась и была безумно прекрасна в свои 19 лет. Я влюбился в неё настолько сильно, что за два дня до её отъезда, я принял решение уехать вместе с ней, но… Сразу вставало множество вопросов – как, на какие средства, зачем? Но я не привык задавать вопросов, а поступил так, как учили меня – я устроил поджег, инициировал собственную смерть, подставив другого парня и труп двухдневной давности, украл деньги и сбежал. Снова. Но теперь я знал, куда я направляюсь и главное – зачем.
Новая точка предназначения – Вашингтон. Вашингтон, штат Мэриленд. Месяц скитаний в поиске работы и жилья, а также моей Марины и я снова выхожу победителем. В ночной клуб требуется вышибала, а я очень удачно подхожу на эту должность. Теперь у меня ночная работа, как и прежде, а днем я ищу любовь, как мне кажется, всей своей жизни. Но все идет под откос, когда спустя полгода поисков и неудачных попыток забыть, я встречаю  её, выходящей из кафе с другим парнем. Нет ничего удивительного в том, что у меня срывает крышу и посреди улицы я избиваю его, а Марину забираю с собой, наплевав на её истерики и то, что кто-то вызовет копов. Разве это меня когда-нибудь пугало?
У меня появилась Марина, цель моей жизни была достигнута. Я закрывал её в квартире, когда уходил, завязывал ей рот и привязывал к батарее, чтобы не сбежала, а когда возвращался, ухаживал за ней. Я купал её, как маленького ребенка, кормил её, смотрел с ней телевизор и занимался сексом. У меня была Марина и большего, мне не нужно было. Она меня боялась, я видел это по её глазам. Я слышал, как она просила меня отпустить, но разве я мог отпустить её, которую люблю сильнее жизни? Конечно же нет.
Но однажды, когда я вернулся, её не было. Она сбежала, бросила меня, того, кто любил её невероятно сильно, того, кто за ней ухаживал и одевал. И мне снова пришлось бросать все и скрываться по подвалам, так как моя любимая успела найти свою семью и сообщила полиции все, что могла знать обо мне. Она меня предала, а предательства просто так не прощают. Я нашел её, спустя месяц, в её доме, с родителями, окруженную семьей, младшими сестрами и с врачом. Она снова была прекрасна, как в нашу первую встречу. Я не мог её просить, и хоть мне и было её жаль, хоть я любил её, но простить её я не смог.
Я ждал, порядка нескольких месяцев я выжидал, когда она все же рискнет выйти на улицу и тогда, я нашел её и задушил шелковым шнурком. Я убил свою любовь как жестокий и циничный ублюдок. К тому моменту, я видел её только как жертву, как цель, но не как объект желания.
В двадцать семь, я снова сменил место жительства – Саммер Лейк, Колорадо. Здесь я работал в строительной бригаде, пока по пьяни не подрался с коллегой по цеху и не загремел в колонию общего режима на три месяца. И я отсидел, все три месяца в компании таких же отморозков как я, я отсидел и вышел. И меня снова взяли в ту же строительную бригаду, только теперь со мной никто не решался спорить.
В двадцать восемь, я вспомнил о том, что когда-то жил и учился в Брайтонс Милле. Я вспомнил, что у меня когда-то была семья, вот только не мог никак вспомнить имени и даже фамилии. Все оказалось стертым и затертым, как наскальная живопись в пещерах периода Мезозоя. Тем не менее, всемогущая сеть интернет позволила найти архивы газет того времени, в котором говорилось о пропавшем мальчике по имени Алекс Коэн. Предположив, что он это я, а я это он, я получил зарплату, отпускные и принял решение, которое последние десять лет я довольно-таки часто принимаю. Я снова оставил насиженное место, где каждая собака знала, что Монтана выбьет зубы за косой взгляд и отправился в Брайтонс Милл.
Я приехал в Брайтонс совсем недавно, снял комнату и устроился на работу, на лесопилку. А куда же ещё возьмут человека, который ничего не умеет, кроме как работать руками. Постепенно, я начал вникать в ситуацию в городе и одновременно с этим разыскивать своих родственников, которые наверняка должны были оставить какие-то следы для меня. Ну, на случай, если Алекс (т.е. я), однажды вернется. Если не найду, это будет, конечно печально, но ведь я фартовый малый. Да и просто так не пропаду. Не зря же я сидел.

ДОПОЛНИТЕЛЬНАЯ ИНФОРМАЦИЯ
• • • • • • • • • • • • • • •
х на левом плече имеет татуировку в виде кельтской вязи, символизирующей силу и власть
х курит винстон синие
х привлекался помимо уголовной ответственность, ещё и к административной, не раз, за превышение скорости и вождение автомобиля в нетрезвом виде
х питает слабость к собакам, немецким овчаркам
х не разбирается в технике, компьютерах и телефонах
х владеет английским, французским, немецким и китайским языками
х всегда при себе в машине имеет биту
х любимое блюдо - бифштекс с кровью и пинтой темного пива
х увлекается кулинарией, может приготовить любое блюдо

ПРОБНЫЙ ПОСТ
• • • • • • • • • • • • • • •